Леди Рунета: Марина Россинская

Марина Россинская:
Поэзия – это как музыка. Я как ВУЗ окончила, больше ничего не писала. Могу, но не хочу.

Марина Россинская:
Еще учась в ВУЗе, я работала в правительстве Москвы ведущим специалистом по поддержке локальных сетей. Занималась поддержкой пользователей, подключением к базам данных. С тех пор умею обжимать витую пару. Я была той самой, которую бы не уволили, если бы даже вошла в кабинет во время важной конференции.

Марина Россинская:
Мне повезло – я после школы поняла, что тот ВУЗ (ВШЭ), в который я удачно поступила еще зимой, выиграв какую-то олимпиаду, это совсем не то, чем я хочу заниматься. И в итоге, имея зачисление в один ВУЗ, незаметно пропустила вступительные экзамены в другой. Так у меня появился целый свободный год, а это был 1999, когда все только начиналось.
Благодаря службе занятости, я попала в центр компьютерного обучения им. Баумана. Тот, который сегодня хорошо известен и называется «Специалист». Я работала оператором компьютерных классов. Видя, как обучаются другие, сама тоже решила «воспользоваться» служебным положением и в итоге провела целый год по трудному графику: с 8-30 до 11 ты оператор, с 11 до 17 надо учиться, а с 17 до 21 опять работать.
Дальше мне сказали, что «в каком-то чего-то там» ищут разменного специалиста по поддержке пользователей. И вот я пришла на собеседование в мэрию, там познакомилась с директором ИТЦ, и он меня принял на работу. Так сошлись звезды.

Марина Россинская:
Вся моя жизнь складывается так, что мне ужасно везет.
Когда я попыталась поступить на сценарное отделение во ВГИК, меня не пропустили. Мастер Арабов на моей творческой работе написал, что литературный талант нельзя губить драматургией.
Зато в литературный ВУЗ я все-таки поступила, хоть и в последнюю очередь, когда все места уже были отданы. Мне повезло, потому что жена господина Фирсова (профессор Литературного института) случайно взяла почитать мою работу, увидев ее среди бумаг, которые муж принес на черновики. Она зачиталась и рассказала мужу обо мне.

Марина Россинская:
Я родилась и выросла в Москве. Папа по профессии был экономистом, а мама – режиссер. Конечно же, впитала лучшее от любимых родителей, но выбирала путь сама.
Мечтала писать стихи, но не думала, что хочу стать известной. В моей жизни всегда происходит то, чего мне хочется. Мечты – это что-то недостижимое, на что я не могу повлиять. А остальное – желания. Хотела танцевать – и работала танцовщицей в клубах. Потом захотела чего-то другого – и в 17 лет стала крутым компьютерщиком.
Когда мне захотелось известности, работала в очень популярном проекте «Дамочка.ру», говорила от ее имени с пользователями, меня узнавали в метро.
А вообще, все эти эйчаровские приемы типа «Скажите, кем вы себя видите через пять лет» – это какая-то адовая фигня! Быть может, я буду управляющим партнером фонда или возьму и по франшизе открою интерьерную лавку, чтобы ангелочками торговать.

Марина Россинская:
Мы познакомились на работе. Возможно, тоже повезло. (смеется)
Я вышла в свой первый рабочий день в РБК. Мой начальник дал нашему разработчику указание ввести меня в курс дела. Как только тот мне написал в аське, я поняла, что хочу прожить с ним всю жизнь. Это была любовь с первого сообщения в мессенджере! Мы вместе то ли шесть, то ли семь лет, но не считаем и все время забываем даты. Сложно сказать, сколько лет прошло. Время летит незаметно, когда ты счастлив.
У меня чудесный муж, любимые две дочери (4,5 и 1,5 года). Я пока еще качаю младенца на руках, утром – на работу, вечером – домой.

Марина Россинская:
А что сказать – мне феерически повезло! В РБК ушел работать создатель «Дамочки» и позвал меня к себе. Там меня заметили, оценили, сократили испытательный срок с трех месяцев до одного, быстро повысили до роли руководителя отдела и потом – директора департамента.
Сначала я была менеджером разных проектов: фотосайты, развлечения, хостинги, – потом стала заниматься Smotri.com и вырастила его до видеохостинга №1 в России. У нас была уникальная и никем не повторенная система онлайн-трансляции, когда люди создают свои видеопотоки и через камеру вещают на всех. Ни один другой проект не выдерживал такой нагрузки, а у нас было несколько сотен трансляций и на каждую – по 20000 зрителей. Колоссальная нагрузка! Я этим очень горжусь, было здорово!
Потом наступил 2008 год, а с ним – кризис. А мнет опять повезло! Родилась моя старшая. Когда все вокруг страдали от отсутствия денег, я сидела дома и наслаждалась ребенком. А после декрета мне уже расхотелось видео заниматься.

Марина Россинская:
Как только я собралась искать работу, мне предложили возглавить другое направление по развитию многопользовательских сервисов. РБК тогда приобрел права на мессенджер QIP и встал вопрос его монетизации. По «религии» в мессенджере не было никакой рекламы, да и не должно было быть. Как развивать продукт, когда денег в нем нет? Мы решили монетизировать мессенджер за счет сайта QIP.ru, которым, по привычному совпадению везения, я и руководила. В основном занималась наращиванием аудитории и превращала сайт для скачивания в контентный проект. В итоге у нас было 40 разделов внутри одного портала, с дневной аудиторией 3 млн. пользователей. Мы держали примерно четвертое место по России, уступая только вечно соревнующимся «Яндексу» с «Мейлом» и «Рамблеру».
Но тут пришли соцсети! Для мессенджеров они стали главным ударом! «Фейсбук» и «Вконтакте» их собой полностью заменили. Разработчики менеседжеров продолжают искать себе новые ниши. Но далеко не каждому удастся сделать еще один Whats App!
Начался еще один кризис, в этот раз в самом РБК, а я решила родить младшую дочку.

Марина Россинская:
Я была не ограничена в выборе и решила делать то, что захочу. Интернет – это бесконечная борьба за трафик, а мне после 11 лет в индустрии этого больше не хотелось.
Мои бывшие коллеги предложили войти в состав фонда TMT Investments.
Вначале я думала про бизнес-инкубатор с программой акселерации, но быстро стало понятно, что идея не окупается в России. Надо или иметь колоссальную папку проектов, или иметь господдержку и не считать отдачу, или брать большие доли на слишком ранних стадиях. А вот это заведомо губит проект. Когда у бизнеса еще мало, что есть, но при этом уже нет 30% equity – это грустно.
Когда стало понятно, что инкубатор не получится, я думала стать бизнес-консультантом для проектов фонда. Но это означало вернуться к тому, от чего я уходила – трафик, борьба за аудиторию. В это самое время мне сделал предложение Александр Туркот.

Марина Россинская:
Я работаю в новом направлении в окружении выдающихся людей, у которых каждый день могу учиться чему-то новому. Я смотрю с восторгом на коллег! Учиться, заниматься тем, что на пике популярности, и делать те вещи, которых практически нет на рынке!
Фонд сфокусирован на ИТ и интернет-проектах в посевной и ранних стадиях. Мы смотрим много западных проектов, когда продукт находится на этапе внедрения или готовится к выходу на рынок. Наш фокус – команды, работающие в сфере обработки больших массивов данных, новых медиа, например, обработка изображений, звука, видео, e-health, а еще интересует высокотехнологичный сегмент – встроенные системы, мобильные платформы, облачные вычисление и т.д.

Марина Россинская:
Предпосевная и посевная стадия – это самая гиблая зона для многих. Но губят ее как раз те, кто в ней работает – те же бизнес-ангелы и инвесторы. Просто вкладывают в сотни проектов и не участвуют в их росте. Получают свою долю и ждут, когда взамен кто-то даст денег. Все готовы учить стартапера «питчить», а не работать с рынком и партнерами. Никто не помогает обеспечить бизнес-процессы
Я и мой фонд готовим проекты к собственным дальнейшим инвестициям. Мы действительно заинтересованы, чтобы проекты росли и развивались. Мы над этим работаем, инвестируем вначале небольшие деньги, но не входим в долю, а даем convertible note, так называемый «конвертируемый займ».
Если по-крупному, то, я думаю, в России не существует венчурного рынка. Венчур – значит риск. А у нас принято вкладывать туда, где проверено и будет работать.
Особый повод для гордости заключается в том, что мы действительно рискуем! И очень приятно видеть то, что результаты этих рисковых вложений дают плоды. То, во что мы вложились на посеве, показывает очень хороший рост.

Марина Россинская:
Заявок много, все разные. Бывают адекватные и не очень.
Нас всего 7 человек – все одновременно рассматривают разные проекты, но на разных стадиях. Зачастую мы физически не справляемся с потоком заявок, но все же основные проекты находим сами.

Марина Россинская:
Если говорить обо мне лично, то в периоды декрета я начинала мечтать о своем ресторане с детской комнатой. О таком, каких в Москве раз-два и обчелся. В периоды редких отпусков я начинаю дома менять мебель и тут же интересоваться интерьером. Но на работе никаких личных предпочтений.
На работе – только бизнес. Нужно отрешиться от всего и действовать в интересах фонда. Думать о монетизации и рентабельности проекта.

Марина Россинская:
Команда, которая соблюдает дистанцию и с которой комфортно работать. Они оперативны, готовы слушать и слышать, что им говорят.
Зависит от стадии бизнеса. Если говорить о «моих» посевных проектах, то я посоветовала бы следующее:
Самое главное – правильно оценить рынок. Попытайтесь найти себе конкурентов или смежников. Плохой анализ рынка встречается чаще всего.
Следующая по важности рекомендация – подготовить прототип. Одной идеи мало. Если стартапер не смог своей идеей никого заразить настолько, чтобы появился хотя бы простенький прототип, значит, такая идея ничего не стоит. И смотреть на такие проекты просто опасно.
Третий совет – не совершать необдуманных поступков. А отговаривать приходится часто: то основатель решит пригласить CEO и отдать ему 30% будущего проекта, когда проекта еще нет… Или готов отдать 46% за участие в некоем акселераторе, или хочет участвовать в конкурсе, где, кроме таких как он, еще сотни проектов, и ни один из них не показал результат. Подобные шаги проекту на пользу не идут..

Марина Россинская:
Те, которые многих ставят в тупик. Например, предоставить хотя бы примерный просчитанный маркетинг-план.
Представь, проекту кто-то со стороны построил финмодель и указал стоимость привлечения пользователя. При этом проект не имеет плана маркетинга, чтобы объяснить и доказать эту самую стоимость привлечения.

Марина Россинская:
Честно говоря, проблем больше, чем решений.
● Проблема коршунов, которые слетаются на хорошие проекты.
● Проблема отсутствия компетенций – разных, любых.
● По-прежнему часто – команда талантливых программистов вкупе с полным незнанием рынка. Когда создают технологию, но не продукт, и не знают, что делать с этим дальше.
В этом плане в штатах все лучше. Там есть специализированные проекты по подбору команды, соединению идеи с руками и т.п. А у нас рынок очень молод, еще нет достаточного опыта сопровождения. Хотя развитие идет стремительно, что здорово.
Я занимаюсь посевной стадией, чаще всего именно на этой стадии у проектов есть трудности. У одних, например, сильная команда, но нет аналитики. У других есть единичные сделки, но отсутствуют юридическая поддержка, понимание, в каком правовом поле работать. Или проект, у которого все написано на Ruby, и им нужна помощь в поиске разработчиков.

Марина Россинская:
Конечно, я пользуюсь всеми, причем каждый день (смеется), ведь у нас в портфеле:
● Облачный хостинг для php проектов.
● Мониторинг java script ошибок.
● Вертикальный поисковик для покупки-продажи спецтехники.
Я скорее пользуюсь тем, во что мы в итоге не инвестируем. Недавно пришел проект, который занимается доставкой повседневных товаров типа продуктов питания и косметики. Это вне фокуса фонда, но сама я с удовольствием себе заказываю. Или проекты, развивающие приложения для детей – мы в такие не входим, но детям я скачиваю.

Марина Россинская:
Я большой консерватор. Зато уж если решусь, то отменить решение практически нереально!
Я не заказываю одежду в интернете, предпочитаю поход в магазин. Очень тяжело привыкаю к изменениям, например, до сих пор не могу перейти на iOS7. То же самое происходит, если разобью или потеряю телефон – не могу решиться на новую модель.

Марина Россинская:
На «Фб» у меня было около 2000 друзей, из которых половину я знала лично, а остальные что-то прислали, и я думала, что это когда-то будет полезно. А потом поняла, что прихожу на работу, открываю «фейсбук» и долго смотрю, что там и у кого. Стала замечать, что пишу часто не то, что чувствую и что хотелось бы.
Вместо того, чтобы обсудить волнующий меня вопрос с мужем, я задаю его малознакомым людям в ленте и в ответ собираю толпу троллей без нужной отдачи.
Уже два месяца у меня нет аккаунта, и я не потеряла ни одного контакта! Я стала чаще звонить людям или писать письма. Единственная проблема – обе наши мамы-бабушки очень переживали. Я их лишила регулярной информации о нашей жизни. Зато они смотрят теперь фотографии в «инстаграмм».
А недостатка в информации я не испытываю никакого. Лет пять назад мы перестали смотреть телевизор. Но мы ведь не живем в неведении о том, что происходит в мире.