theRunet: Расскажите, с чего для вас начался Рунет?
Станислав Протасов: Году в 92-м я впервые увидел, как человек подключал к интернету институт. Он задавал в терминале команду traceroute, которая показывает маршрут до того или иного хоста. Я сидел рядом и увидел: Амстердам откликнулся. И я понял, что прикоснулся к великому, потому что в то время для меня, студента МФТИ, выехать в Амстердам было чем-то из разряда фантастики. И тут я почувствовал, что вот она — жизнь.
Потом уже начали как-то общаться; тогда были популярны юзнетовские конференции, где сидели в основном технические специалисты. В 92-94 годах попытки делать бизнес в интернете наталкивались на реакцию из серии «гоните этих коммерсов тряпками». Это была такая полуакадемическая среда, где обсуждали всякие важные технические вещи. Бизнес-предложения рассматривались как источник спама. Позднее начали появляться какие-то простейшие сайты, в основном от западных компаний. Помню еще, был такой проект Weblist. Они опубликовали в юзнете письмо, что делают свой сайт, чтобы перечислять на нем российские ресурсы, потому что их становится очень много — больше сотни.
Как создавались компании Parallels и Acronis?
Изначально наша команда — на тот момент больше 60 разработчиков — занимались офшорным девелопментом в Cингапуре. Так получилось, потому что в Сингапуре был тогда Сергей Белоусов. Вторая причина заключалась в том, что в России было просто тяжелее этим заниматься. Россия имела репутацию мафиозной страны безо всяких законов, и западные компании боялись иметь дело с российскими компаниями-разработчиками, поскольку вопросы интеллектуальной собственности здесь никак не защищались. Хотя, в общем, было ошибкой считать, что если дать в Россию исходный код, то его тут же украдут и сделают клон продукта. Не все так просто и печально. Так или иначе, с Сингапуром никаких проблем не было. Это нормальная страна, которая подписала к тому моменту все нужные международные соглашения. Американские компании не боялись работать с русскими, находящимися в Сингапуре.
Наша компания несколько раз меняла название, и к концу 90-х называлась SWsoft. В 2000 году мы открыли на Физтехе собственный офис. В феврале 2000 года нас было шесть человек. Через год-два выделилось подразделение, ставшее компанией Acronis. А SWsoft в 2007 была переименована в Parallels. Как сооснователь я принимал определенное участие в становлении Acronis, потом достаточно долгое время занимался Parallels, а сейчас снова вернулся сюда.
Помимо скептического отношения Запада к России, что еще повлияло на ваше решение вести бизнес на зарубежных рынках?
Дело в том, что рынок хостинг-провайдеров формировался одновременно с Parallels. В мировом масштабе он был маленьким. В 2002-2003 годах Microsoft оценил для себя потенциальную выгоду от завоевания этой ниши, и получилось, что его доход увеличился бы где-то на 200 миллионов долларов. Тогда размер всего рынка был соизмерим с этой цифрой. Россия в то время занимала один-два процента рынка IT. Конечно, наша доля увеличивается и последние лет пять растет очень быстро, но в силу того, что у нас в стране не так много людей, Россия не может вырасти до десятков процентов. Поэтому у Parallels просто не было выхода: глупо ориентироваться на один-два процента от возможной прибыли.
Несколько лет назад компания Parallels начала инвестировать в российский сегмент достаточно успешно: наши доходы здесь выросли до трех процентов — что в условиях, например, выручки в 500 миллионов долларов будет существенным денежным приростом. Но все же и у Acronis, и у Parallels продажи в России сейчас составляют меньше пяти процентов от общих поступлений. Мы, разумеется, планируем увеличивать эту долю: нам кажется, что локальный рынок может составлять порядка 10 процентов.
В чем основные отличия российского рынка от западного? Какие сложности возникают у вас во время работы здесь?
Во-первых, в России ниже доля среднего и малого бизнеса в экономике страны. В США больше половины компаний относятся к малому бизнесу; в России — порядка 25 процентов. Небольшие фирмы могут принимать решение о покупке достаточно быстро и эмоционально, потому что человек, который покупает, и хозяин бюджета — одно и то же лицо: шел мимо, увидел софт и купил. В больших и государственных компаниях процесс принятия решений обычно довольно сложный и многоступенчатый.
Второе отличие связано с нашим менталитетом. В английском языке есть такое понятие, как «early adopter». Это человек, который, впечатлившись идеей, покупает продукт, когда он еще не до конца готов. По моим наблюдениям, в России таких «ранних адоптеров» очень мало. Может быть, это связано с тем, что у наших людей очень хорошо развито критическое начало: если в продукте хоть что-то неидеально, они не упускают шанса широко оповестить об этом окружающих.
Разумеется, всем известны компании, которые отлично развились в России. Например, «Яндекс», который сейчас пытается выйти на мировой рынок через Турцию. Acronis и Parallels, наоборот, начинали с глобальных рынков, а затем пришли сюда. Если говорить в целом, то, наверное, никакого универсального способа развивать продажи не существует. Но ориентация на мировой рынок позволяет делать лучший продукт очень простым способом. Чем больше потенциальных потребителей услуг, тем больше релевантных отзывов. Сами люди помогают оптимизировать ваши идеи, объясняя, что им не нравится. Поэтому ориентация на глобальный рынок для софтверной компании — правильная стратегия.
А есть ли все-таки плюсы в том, чтобы вести бизнес в России?
Надо подумать. Пока ничего в голову не приходит. Министерство связи делает очень много, чтобы облегчить интернет-торговлю, чтобы государство предоставляло свои услуги онлайн. Пока все это не идеально, но, тем не менее, штрафы и налоги уже можно платить через сеть. Есть закон об электронной подписи, налоговые документы подаются через интернет.
В конце ноября вы открыли исследовательское подразделение компании под названием Acronis Labs. Расскажите о его деятельности и задачах.
Acronis обеспечивает постоянную защиту от разных угроз: от потери данных, от порчи данных, от их кражи и так далее. Но все это работает только тогда, когда работает незаметно. Самые сложные продукты — те, которые внешне не видны, и при этом удобны и интуитивно понятны. Acronis Labs как раз занимается тем, что пытается улучшить наши технологии и создать новые, еще более удобные.
Чем это отличается от обычного инжиниринга? Обычный инжиниринг выпускает продукты. А в выпуске продуктов очень важно рассчитывать время и деньги. Вот, мы определили, сколько окупаемость займет времени, и если мы промазали по какому-то из параметров, значит, мы недостаточно хорошо сделали свою работу. Когда разрабатываются новые технологии, такой подход не работает. Здесь отрицательный результат — тоже результат; право на ошибку тут существенно больше, чем у инжинирингового подразделения. Вообще, я считаю, что любая инженерная команда не может существовать без попыток экспериментировать.
В одном из интервью вы говорили, что в России пока не так много компаний, в которых есть «продвинутая разработка». Почему так происходит?
Представьте, что ваш муж зарабатывает 100 тысяч рублей, а домой приносит 60. На вопрос: «А где еще 40?», он отвечает: «Я вкладываюсь в перспективные разработки, которые принесут нам еще больше денег». Очень тяжело месяц за месяцем, видя только 60 тысяч, знать, что 40 куда-то теряется.
Когда компания рождается, технология и идея — это все. У нее нет ни продукта, ни продаж, люди творят. Когда продукт, наконец, начинает приносить деньги, важно, чтобы новые версии выходили вовремя, с ожидаемыми возможностями и отвечали требованиям заказчиков. Люди, которые могут это обеспечить, по природе своей несколько приземленные; и они начинают играть более важную роль в общей иерархии; они выходят вперед, потому что приносят прибыль. И вот, этим людям говорят: слушай, нам нужно 40 тысяч на разработку идеи. А для таких людей разрабатывать идеи без скорого результата — все равно, что бросать деньги на ветер. Очень тяжело заставить себя тратить завтрашнюю прибыль на послезавтрашние технологии.
Если взять пару тысяч софтверных компаний, то мы увидим, что очень многие из них так и не вышли за пределы одного продукта. То есть выпустили продукт, запаковали его в три коробки, несколько лет живут, и в лучшем случае их покупают, а в худшем — бизнес начинает потихоньку умирать. Чтобы вкладываться в технологии, нужно думать о завтрашнем дне, а это тяжело. Хотя примеры таких компаний есть. Те же «Яндекс» и «Касперский» пытаются смотреть в будущее. Иногда лучше, иногда — хуже, но новые сервисы у них появляются. Мы тоже стараемся двигаться в этом направлении.
Часто ли вы берете к себе на работу студентов и выпускников вузов без большого опыта работы?
Опыт и прошлые заслуги — важная вещь, но главное, чтобы человек был толковый и талантливый. Удивительным образом такие люди среди выпускников встречаются не реже, чем среди опытных специалистов. А опыт — дело наживное. В первую очередь мы стараемся брать толковых людей. Если бы мы планировали работать год-два и закрыться, нам нужны были бы люди с опытом. Но мы надеемся, что компания Acronis будет существовать много лет. Поэтому нам важнее, чтобы человек был в первую очередь талантлив. Когда приходит кто-то и с опытом, и с талантом — это, конечно, как манна небесная. Но такое бывает редко, поскольку любая технологическая компания бережет своих лучших сотрудников и создает им все условия, чтобы они никуда не переходили.
Как вы считаете, почему в IT-отрасли такой дефицит кадров?
Во-первых, у нас не так много людей. У нас меньше 150 миллионов, тогда как в Индии, например, полтора миллиарда. Можно сколько угодно говорить, что мы намного умнее индусов. Во-первых, непонятно, так ли оно на самом деле, а во-вторых, там в десять раз больше людей. Вторая причина связана с распадом Советского Союза. Престиж инженерных профессий сильно упал. В Союзе конкурс на физтех в среднем был четыре-пять человек на место. Потом было время, когда конкурс был меньше человека на место, так как все хотели стать фотомоделями, менеджерами и юристами. Сейчас ситуация улучшается: больше семи человек на место. Но все равно многие инженерные профессии не слишком востребованы.
В СССР постоянно пропагандировали, что учиться — это хорошо. Снимали фильмы про ученых-ядерщиков, про космонавтов, и молодежь хотела поступать в престижные вузы, становиться учеными, профессорами и т. д. При этом в Союзе не было факультетов подготовки программистов. Ими становились люди с фундаментальным или просто с хорошим университетским образованием. Проблема в том, что без хорошего образования сложно стать толковым программистом. Почему физику это несложно? Потому что computer science — относительно молодая наука, и все вещи в ней можно изучить самому, если есть методическое понимание, как овладевать новыми знаниями. Обучение на физфаке МГУ или МФТИ такое понимание дает.
Без фундаментального образования человека можно обучить ремеслу, но хорошего программиста из него уже не получится. Тут очень часто надо уметь думать нестандартно. Выше всего ценятся сотрудники, которые могут придумать необычные ходы; решить задачу так, как никто до них не делал.
То есть, вы довольны качеством российского образования и не считаете, что оно должно быть более практическим?
Существует несколько школ. Советская и французская, которые удивительным образом похожи, и англо-саксонская. В принципе, все они по-своему успешны, и какая из них лучше — вопрос очень сложный. Англо-саксонская школа дает в основном практические знания, показывает методы решения задач, и в меньшей степени объясняет, как эти методы работают. С другой стороны, советская и французская школы могут привести к феномену «горе от ума»: французский и советский ученый сразу видят, что задача нерешаема. Хотя очень часто, когда человек берется за задачу, не зная, что ее нельзя решить, он с ней справляется.
Правильно ли я понимаю, что одна из целей Acronis — расширить свое присутствие на российском рынке? Что для этого необходимо сделать, какие трудности вы предвидите?
Во-первых, мы уже сформировали команду, которая работает на российском рынке. У нас появился в прошлом году замечательный человек — Сергей Мальгин. До этого он работал в «Microsoft Россия» и знает, как иметь дело с местным бизнесом. Понятно, что в такой области, как защита данных, бэкап и хранение информации, большая роль отводится просвещению. Людям надо многое объяснять. Простейший пример — январский случай с камерами ГИБДД. Там же проблема была не в том, что люди из МВД или из правительства области пожалели денег: им просто не пришло в голову, что каким-то образом можно обеспечить защиту данных. Камеры вывели из строя хакеры, но с таким же успехом мог и ветер налететь и все посрывать. Мы стараемся объяснить, что сохранять данные — чем-то сродни здоровому образу жизни; участвуем во всяких мероприятиях, trade show, конференциях, выставках.
Вы можете выделить какой-то вектор, по которому Рунет будет развиваться дальше?
Как ни удивительно, но то, что делает Минкомсвязи, позволяет надеяться, что по уровню доступа Россия будет сравнима с Южной Кореей. Есть немало шансов, что в большинстве российских городов доступность ШПД будет хорошей. Это значит, что облачные приложения и интернет-торговля будут развиваться ускоренными темпами. Проблемы в законодательстве тоже решаются. Во всяком случае, видно, что Минкомсвязи пытается решать эти вопросы с остальными министерствами. Если это удастся , то Россия станет очень хорошим местом для онлайн-торговли.
Многие вещи в России хочется заказывать по интернету, поскольку это экономит время и избавляет от необходимости переплачивать за лишний сервис. К тому же если после заказа в сети вам доставят нерабочую стиральную машину, то у магазина — особенно с нашей любовью к трансляции негативных новостей — резко упадут продажи. В результате получается, что через интернет покупать надежнее.
Пока непонятно, к чему приведет пошлина на ввоз посылок дороже 150 евро.
Наверное, российские интернет-магазины, которые будут ввозить товар и платить все нужные пошлины, расширят свой бизнес, — но это и плюс, и минус.
Не пугают ли вас запреты со стороны других органов власти?
Я смотрю на Рунет очень позитивно и не боюсь, что инициативы каких-то идиотов задушат инициативы толковых людей. Даже если есть люди, которые специально что-то портят, у них все равно нет плана. А толковые люди с планом выправят ситуацию до нужного уровня — пусть не идеального, но хорошего. Мне кажется, откровенных вредителей не так много, как это иногда представляется по новостям. Рунет будет нормально развиваться: совсем необязательно быть многовековой демократией, чтобы иметь хороший интернет.
Беседовала Индира Пасько